Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями] - Леонид Алёхин

Засевший в соседнем купе «коробейник» отнял слуховую трубку от стены. Его вопросительный взгляд обратился на кошку, сидевшую на полке напротив. Кошка вздыбила шерсть, вытянула хвост трубой и шипела на дверь.

Хрустнул замок. Дверь скользнула в сторону, и в купе ворвался дворецкий Улгар с топориками в руках. Коробейник ловко отъехал на заду к самому окну, спасаясь от удара обухом по черепу, и с неожиданной для его тучноватого тела ловкостью пнул Улгара ногой в живот. Из его широких рукавов будто сами прыгнули в ладони два пистоля, которые соглядатай не замедлил разрядить в дворецкого.

За мгновение до выстрела дворецкий метнулся в коридор, где застыл, вжавшись в стену. Соглядатай рукояткой пистоля разбил стекло, выкинул из окна свой мешок. Подхватил на руки кошку и нырнул головой вперед в сгущающиеся сумерки.

— Что здесь случилось? — спросил Савина у дворецкого, который застыл, выглядывая в разбитое окно.

Тот молча протянул герцогу оброненную соглядатаем слуховую трубку. Анже повернулся к барону.

— Ты был прав, а я осел. За нами действительно следили.

— Знать бы кто.

— Моя собственная охранка или люди Фавелов. Наше инкогнито под угрозой.

— Господа, господа, — кудахтал проводник. — Позвольте принести вам извинения. Если вам угодно перебраться в другое купе…

— Нам угодно, чтобы нас оставили в покое, — мрачно обронил Савина.

Проводник испарился. Все попытки угрозами, уговорами и подкупом вызнать у него, кто ехал в купе, ни к чему не привели.

— Загадкой больше, загадкой меньше, — подвел итог Савина. — Предлагаю на следующей же станции сменить полоз. Во избежание неприятностей.

Неприятности обещали застигнуть их гораздо раньше.

Он поднялся на ноги, отряхнулся с преувеличенной старательностью. Кошка сидела на насыпи и вылизывала шерстку. Они обменялись с кошкой взглядами. Кошка мяукнула.

— Совершенно с тобой согласен, — сказал «коробейник». — Нам следует поспешить с докладом к нашему господину. Новости, несомненно, его обрадуют.

Присев на корточки, он развязал горловину мешка и зарылся в него чуть ли не с головой. Спустя некоторое время «коробейник» извлек из мешка палку с насаженной на нее мертвой высушенной головой лошади. Он оседлал ее как безумец, собравшийся поиграть в «лошадки».

— Прыгай скорее ко мне, дорогая, — пригласил он кошку, и та не замедлила вскарабкаться ему на плечи.

Кошка выпустила когти, цепляясь за одежду соглядатая. Тот одобрительно кивнул, подхватил мешок.

— Н-но! Н-но! — выкрикнул он, припрыгивая на месте, и добавил несколько щелкающих слов, похожих на язык тангу.

Налетел ветер, закружил пыль и будто смахнул с насыпи «коробейника» с его безумной игрушкой. Только остались глубоко впечатанные в землю черные, словно выжженные следы конских копыт.

Глава III Снежные люди

март 400 года от Коронации

Остроги сдались через час после начала штурма. Построенная еще во времена Орды крепость слыла самым суровым казематом на Акмеоне. Выйти из нее, минуя хитроумно расставленные посты охраны, скорострельные вышки и ловчие ямы, было действительно непросто. Войти же, имея пару «Рудокопов» с окованной железными листами кабиной, оказалось легче легкого.

Копатели сокрушили ворота Острогов ковшами. Следопыты Мая споро сняли скорострельщиков, а пестрая ватага Юриса бросилась отворять подвалы с каторжниками.

Все закончилось с первыми весенними лучами солнца. Те стражи, которым хватило ума сдаться, пошли под черный нож. Начальника Острогов растерзали раньше, чем до него добрались слуги Льда. Опьяневшее от мести и нежданной свободы население крепости бурлило во дворе, соорудив из вымазанных кровью тряпок флаги бунта.

— Смерть саманцам! Смерть хамонцам! Смерть поработителям! — разорялся с крыши «Рудокопа» каторжник с клейменым лицом и в грязном фартуке угольщика.

Понимающий в тюремной масти определил бы в нем преступника короны, сосланного за подстрекательство к бунту. Таких в Острогах, суровой милостью Наместника Ардова, сидело немало. Большинству — все той же милостью — рвали язык, но этому крикуну повезло.

Алан, Юрис и Май смотрели с надвратной башни на кипение народного гнева.

— Здесь не меньше четырех сотен, — подвел итог своим подсчетам Май. — Потребуется время, чтобы изготовить столько ножей.

— Еще те люди, кого мы взяли в Кагалыме, Хладе и Гране, — напомнил Юрис. — Самые здоровые и сильные отданы Льду, но таких меньшинство.

Они одновременно посмотрели на Алана. Из них троих он был ближе всего к Хозяевам.

— Пленники нам еще потребуются, — сказал бывший Мастер Недр. — Также не следует забывать, что не только со Льдом в груди человек следует Начертанию. Иногда полезно дать ход обуревающим человека страстям, от которых его избавляет Лед. Под знаменами восстания мы соберем всех недовольных сложившимся порядком от Крайних Земель до Голубого Хребта. Лучших мы отчистим и примем в свой крут, но остальные пойдут за нами по зову сердца. С их помощью мы создадим Новый Порядок, холодный и чистый, как свет Черной Звезды.

Они посмотрели вверх, в точку небосвода, где, невидимая для людей, восходила звезда их Хозяев. Скоро она достигнет зенита, и Акмеон изменится навсегда.

— Поставьте людей на кухню, — распорядился Алан. — Раздайте из запасов стражи хмельное и чингу. Накормленные и одурманенные каторжники угомонятся на время. Нам нужно подготовиться к выступлению на Паром.

Атмос посмотрел вниз, на крикуна-угольщика, которого сняли с «Рудокопа» и носили по двору крепости на руках.

— Май, пусть твои люди приведут его ко мне. Нам есть о чем поговорить.

Для разговора Алан выбрал одну из пыточных камер Острогов. Ему было все равно, а его собеседника здешняя атмосфера настроит на верный, сговорчивый лад.

На случай, если не настроит, у Алана было припасено проверенное средство. Ледяной нож. Он не сомневался, что сердце крикуна примет Лед. Такие, как он, горячи на словах, но движет ими не страсть, а расчет.

Однако первый из слуг Льда рассчитывал на силу убеждения. Хозяевам были нужны добровольные союзники. Недалек тот час, когда за людьми Льда начнется охота. Умелый охотник, знающий суть Льда, всегда возьмет след обращенного. Но обычный человек, служащий делу Хозяев, избегнет подозрений.

Клейменый в сопровождении двух Следопытов вошел в камеру. Завертел головой. Не увидев никого, кроме Алана, немного успокоился. Носившая его на руках толпа придавала ему уверенности.

— Что ж вы огонек не разожжете? — кивнул он на жаровню с пыточным инструментом. — Холодно у вас.

Алан не отвечал. Холода он не чувствовал, кроме того, что навсегда поселился в его груди. Бывший Мастер Недр рассматривал каторжанина, подмечая важные детали. Немолод, лысоват. Угольная пыль каптерки въелась в кожу, не отмоешь. Чтобы клейма на щеках и следы от пережитой оспы не так сильно бросались в глаза, отращивает бороду. Сложения хилого, не боец. Ватник болтается на узких плечах, грудь под черным фартуком впалая. Левой рукой нервно перебирает четки. Не все ногти на месте, постарались дознаватели.

Под пристальным взглядом Атмоса каторжник растерял часть напускной бравады, насупился.

— Чего смотришь сычом? — спросил он. — Надо что?

— Как тебя зовут?

— Шавером кличут. Еще Мухой. А ты кто таков?

Алан пропустил вопрос мимо ушей.

— За что тебя клеймили, Шавер?

Каторжник покосился на Следопытов, стоящих по сторонам. Решил не зарекаться.

— Первый раз, — он поднес ладонь к правой щеке. — В Хамоне, еще школяром. Подрался с королевским вербовщиком, который меня обрить хотел. Тогда как раз Соляная Война затевалась, так что впаяли мне по полной. Уклонение от воинского долга, подрывные настроения, порочащие корону высказывания. В общем, пятнарик. Вышел по амнистии, ненадолго. Загремел опять по политической, уже без клейма. А второй раз с железом поцеловался в Самане, — Шавер продемонстрировал багряный отпечаток на левой щеке. — Стоял с шахтерами перед Домом Управителей, требовал народовластия и отмены ремесленных податей. Пошел как один из зачинщиков. Такие дела, дядя.

— Ты знаешь, кому обязан своим освобождением?

Шавер пожал плечами:

— «Обязан» плохое слово, дядя. Я же не просил меня освобождать? Не просил. С чего мне быть обязанным? — Он хитро посмотрел на Атмоса. — Если тебе нужно удружить, слово там какое пустить между братьев — ты не стесняйся, говори. Я же не вчера из мамы вылез, все понимаю. Я тебе удружу, ты меня уважишь. А то разговор у нас получается, как у кума на дознанке. «Кто такой», «где клеймили»…